Винная дисперсия на кухонном столе
14 March
- Вам ключи, может, дать? От моего кабинета. Я тут уже ухожу…
Я не видела ее лица. Я давно сняла очки, еще когда поняла, что успокоение объятиями неминуемо. Тон был спокойным, даже милым. И не скажешь, что человек открыто обвиняет в распущенности.
- Так что? Не надо?
Я молчу. Он тоже. Обнимать его не перестаю.
- Сначала вы возле вахты, на корточках, аж противно было! Теперь здесь. Вы что, девушка, думаете, он вас так любить больше будет? Ошибаетесь, не будет, - она ушла, стуча каблуками. - Унижаетесь только! Где ваша гордость?..
Мы обменялись горькими улыбками.
- Значит, не такое уж зареванное у меня лицо, да?
- Гордость… У тебя ее, пожалуй, даже слишком много!
Больше любить меня. Настолько промахнуться. Женщина, откуда вам знать, что я только что совершала хирургическую операцию по извлечению куска сердца этого молодого человека? Мы обнимались и плакали. И нам было до приятного плевать, что думают люди. Я сказала, перерыв. Ему кажется, не вернусь.
Я чувствую себя херовым, неспособным сохранять желание решать проблемы дольше х лет, человеком. Но искренней. Свободной делать то, что я хочу.
Мне это нравится.
Если я откину смущение, если уверенно сотру с лица улыбку, сужающую глаза… Это примет открыто эротический характер.