Глюки контакта сведут меня с остатков ума: стародревние реплики приходят как тени прошлого, отображаются на экране и исчезают, оставляя меня с привкусом горечи-сожаления.
Рикки-тикки-тави, мне нужна помощь. Рикки, я загнала себя в угол. И это привычно, так привычно, что хоть плачь, потому что нервно посмеиваться надоело еще на втором курсе.
С ума сойти.
Сегодня узнала, что моя прапрабабушка жила в Вильнюсе, и их семья имела каретную мастерскую с собственным гербом. Она сбежала в Беларусь из-за большой любви: им с прапрадедушкой не позволяли жениться, ибо он был более низкого сословия.
У них родилось большое количество детей, каждый ребенок получил хорошее образование, как и она. А однажды прапрадедушка ушел в магазин и не вернулся. Такие дела.
Я учила маму играть на пианино, была красивой белой рыбой с прозрачными золотистыми плавниками, мыла голову шампунем прямо в магазине, ездила по городу в поисках приключений и лежала на лугу, смотря на звездное небо.
Может и получится. Научиться.
Во всяком случае, в этом сне никто не умер.
Чувствую себя пришибленной чем-то неминуемо тяжелым. Не то чтобы заранее, но как будто в долг взятым у будущего. Привыкаю? Я всегда плохо затыкала свои желания и считала расточительством их уничтожать.
Быстрей бы грусть.
Я проснулась от собственных слов:
- А куда мне звонить?
- Ты чего?
- Я сплю, это сон.
- Ты сказала, куда тебе звонить, - смеется.
- Да, я видела как один родной человек прыгает из окна… Позвонила 103. А мне сказали, что они только регистрируют случаи… И все…
Усталость наваливается тяжелым уютным пледом, придавливает себя сверху котом и ласково рекомендует не сопротивляться. Я и не хочу.
Как меня вообще можно любить?